Трудно не замечать, что Владимир Путин с головой погрузился в исторический контекст. Даже про Малюту Скуратова стал давать комментарии. Можно счесть это новым хобби, вполне понятным увлечением человека, которому через год стукнет уже 70. Старая жизнь надоедает, хочется чего-то необычного и совершенно не связанного с тем, чему отдал десятки лет. Кто-то в этом возрасте копается в огороде, кто-то заботится о внуках, а кто-то меняет интеллектуальные пристрастия. Подобная трактовка путинского поведения вполне естественна. Но нельзя исключить и того, что за личными увлечениями президента стоит обновление его политики.
При этом стремление углубиться в историю вряд ли можно считать признаком авторитарного государства, отыскивающего в прошлом аналоги силовых режимов и представляющего их массам в качестве примеров правильного правления. Путинский авторитаризм долго обходился без исторических изысканий, а точнее — отдавал историю на откуп историкам, как принято в демократиях. Нынешние поиски президента, скорее всего, связаны с особым состоянием автократии в настоящее время. Или точнее — с состоянием электората.
Чем может «всесильный вождь» порадовать сограждан? Экономическим процветанием, как было до кризиса 2008-го, уже не похвастаешься. Более того, положение дел в стране становится все хуже. Конечно, не только по вине режима — некоторые проблемы связаны с пандемией коронавируса. Но все накопившиеся трудности в совокупности приводят к тому, что, упирая в общении с народом на экономику, Путин вряд ли сможет сказать что-то духоподъемное.
Примерно с 2014 года экономическая база авторитарного режима начала меняться на пропагандистскую. Лозунг «Крымнаш» года четыре работал настолько эффективно, что складывалось впечатление, будто народ вообще можно не кормить, а лишь демонстрировать ему «мультики» про новое оружие, которое создает Россия для борьбы с окружающими ее супостатами. Однако со временем стала сказываться хорошо известная проблема такого рода идеологий. Человеку ведь нужны и какие-то позитивные эмоции, а не только горделивое чувство от того, как лихо мы ощетинились ракетами против всего мира.
Коммунистическая идеология, при всей ее ущербности, создавала в сталинском Советском Союзе утопическое представление, будто мы страдаем от нищеты и войн ради светлого будущего для детей верных сталинистов. Новое поколение, которому стало ясно, что коммунизм — не более чем утопия, похоронило СССР и начало строить иную жизнь на весьма прагматичных принципах.
Естественно, у Путина и его окружения сегодня возникают опасения, что без истинно духоподъемной идеологии они не смогут долго удерживать симпатии масс. Конечно, нельзя исключить того, что и без симпатий Путин будет править пожизненно, как было, например, с Брежневым. Но все же существовать с позитивной идеологией лучше и надежнее, чем без нее.
Возможно, Владимир Мединский, ставший в прошлом году помощником президента, подтолкнул Путина к тому, чтобы искать фундаментальные опоры авторитарного режима в русской истории. Потребность в формировании идеологии была видна и раньше, но та энергия, с которой Мединский превращает науку в пропаганду, могла воодушевить главу государства. Скорее всего, он и раньше к истории был не безразличен (на голом месте энтузиазм не вызовешь), но Мединский, похоже, наделил смыслом обычное человеческое любопытство, которое было у Путина. А вместе с ним «заразились» любовью к истории и высокопоставленные царедворцы, которые нынче все чаще рассуждают о прошлом вслед за своим «хозяином».
На что они надеются? Скорее всего, на попытку выстроить историю, состоящую из бесконечной череды боевых и духовных побед. Из величественных государей — от Ивана Грозного до Владимира Путина. Из успешных полководцев — от Александра Невского до Иосифа Сталина. Из мужественных героев — от Ивана Сусанина до Зои Космодемьянской. Из мудрых старцев — от Сергия Радонежского до патриарха Кирилла. На таком фоне, глядишь, и затеряются поражения — военные неудачи, экономические провалы, идеологические разочарования. В подобной истории смуты, революции и дезинтеграция империи будут выглядеть не более чем результатом происков наших многочисленных врагов. Которые, несмотря на свои интриги, так и не смогли победить великий народ.
Идеология, выстроенная на истории, может представить нынешние трудности лишь незначительным эпизодом в ряду бесконечных достижений. Человеку, на которого подобная идеология обрушится, станет казаться, будто тысячи лет на Руси были сплошные подвиги, и лишь несколько трудных годочков, пришедшихся на нашу эпоху, выглядят непривлекательно. А если так, значит наших детей и внуков ждет новое светлое будущее. Жизнь при такой трактовке становится осмыслена, и путинские годы превращаются из периода застоя в эпоху подготовки к очередным прорывам. Главный наш подвиг еще впереди!
Трудно сказать, что из этого может выйти. Пребывание в мифологическом пространстве, конечно, соблазнительно для многих. Приятно чувствовать, что твое существование не напрасно, что ты не просто источник доходов для правителей и олигархов, а строитель великого государства. Однако технически выстраивание эффективной идеологии — дело чрезвычайно сложное. Обывателя надо для этого практически полностью перенести из реальности в мир мифа. Вся машина для промывания мозгов, начиная с обычного телевизора и заканчивая рекламой в метро, напоминающей о славных победах русского оружия, должна работать без сбоев. Вряд ли Мединский способен создать такой идеологический механизм. Придумать общую схему — это одно, а заставить крутиться все его «шестеренки» — совсем иное.
Дмитрий Травин
Подпишись: