За победу над Оттоманской Портой

Говоря о военных успехах России в эпоху правления Екатерины II, мы прежде всего вспоминаем триумф русского оружия над Оттоманской Портой. Кагул и Чесма, Кинбурн и Очаков, Фокшаны и Рымник, Измаил, наконец, — вот славнейшие вехи победы. Первой из двух русско-турецких войн заключительной трети XVIII столетия посвящён сегодняшний наш рассказ.

Турецкое государство, этот политический паразит на теле умерщвлённой им Византийской империи (и тут, как водится, не обошлось без содействия обуянных безумной жаждой наживы крестоносцев, первыми покоривших и разграбивших сокровищницу античности — Константинополь), в середине интересующего нас века хоть уже и не угрожало больше Западной Европе распространением воинствующего исламизма, однако ещё представляло некоторую опасность для окружающих.

Именно поэтому её, полудикую, варварскую в понимании утончённых европейцев страну, интриганы с берегов Сены, Темзы, Дуная и Шпрее пытались, и не без успеха, натравить на северного соседа. При том, что тогда, как и сейчас, турки вели себя коварно и непредсказуемо: они ведь в какой-то мере наследовали имперский дух Византии, желали непременно играть роль великой евразийской державы. Но одного желания, естественно, мало.

Страна, продолжавшая существовать в координатах Средневековья, отстала в своём развитии катастрофически. Гигантская сухопутная армия, огромный флот Турции при всём их количественном превосходстве качественно уступали любому вероятному европейскому противнику, включая Россию. Да, в Петербурге ещё помнили неудачный Прутский поход Петра.

Хотя, пусть и отрезанная от Чёрного моря, русская держава в случае войны с Турцией не ограничилась бы, как прежде, в основном сухопутными действиями где-то в далёкой от Стамбула Украине. Теперь, пользуясь благодарностью датчан и временной, обусловленной моментом благосклонностью Англии, её современные линейные корабли могли быть оперативно переброшены с Балтики на Средиземноморье, где в тылу у турок, да вдобавок ещё и в угрожающей близости к султанскому гарему веками тлел не погашенный никакими зверствами огонь греческого сопротивления.

Однако эрдоганы того времени не хотели замечать очевидные вещи. Они устремляли затуманенные кальяном взоры на своего недавнего врага — Польшу. Раздираемая интригами, Речь Посполитая, по крайней мере в лице представителей так называемой Барской конфедерации (по городу Бар в Подолии, но и другое толкование вполне уместно, ибо верховодила, разумеется, шляхта), в своей многовековой ненависти к России, а равно из оппозиции к ставленнику Екатерины королю Станиславу II Августу Понятовскому готова была отдаться в политическом смысле кому угодно, хотя бы и стамбульскому султану в протекторат.

Поводом для войны стал, как сказали бы сейчас, пограничный инцидент. Отряд прорусски настроенных правобережных украинцев, преследуя польских конфедератов, приблизился к Балте, подольскому городку на турецкой уже территории, и после отказа турок выдать «ляхов» выбил и тех и других вон из города. Опрометчивые действия гайдамаков, отвечавших на жестокость враги едва ли не большей жестокостью, вызвали раздражение в Петербурге: вооружённое выступление было вскоре подавлено. Но султану Мустафе III всё это оказалось как раз на руку: 25 сентября (6 октября н.с.) 1768 года он объявил войну России.

Боевые действия поначалу носили чересчур осторожный характер. Небольшие русские отряды в марте следующего года заняли Азов и Таганрог. Главная же армия под командованием князя Александра Голицына дважды переправлялась через пограничный Днестр, робко подступала к Хотину и оба раза возвращалась на левый берег реки: сказывалось как численное превосходство противника, так и неуверенность русского командующего в собственных силах. В августе осмелевшие турки решились сами перейти реку.

Они были отбиты с такими потерями, что оставили Хотин и в полном беспорядке бежали в Яссы. Голицына произвели в генерал-фельдмаршалы, но заменили на более решительного Петра Румянцева, героя кунерсдорфской битвы.

И впрямь, нельзя было сделать выбора лучше: Румянцев повёл дело так, что вскоре турецкая армия, многочисленная и неповоротливая, начала терпеть одно поражение за другим. Кампания следующего, 1770 года, ознаменовалась для России блистательными победами: 17 (28) июня при Рябой Могиле, 7 (18) июля 1770 при Ларге и, наконец, 21 июля (1 августа) 1770 при Кагуле. Последнее сражение, в котором Румянцев, предводительствуя относительно небольшими силами (около 30 тыс. человек), с минимальными собственными потерями в пух и прах разнёс 150-тысячную турецкую армию визиря Иваззаде Халил-паши, поставило его в ряд величайших полководцев не только отечественной, но и мировой истории.

В этом бою был один особенно драматичный момент: 10 тыс. янычар яростно атаковали и привели в расстройство каре генерал-поручика Петра Племянникова. Увидев, что солдаты Астраханского и Московского полков покидают в панике строй, бросая знамёна, Румянцев поскакал к ним, криком «Ребята, стой!» остановил бегущих и снова повёл вперёд. С фланга 1-я гренадерская дивизия ударила на неприятеля в штыки.

Русская артиллерия хорошенько всыпала им картечью. Янычар частью перекололи, а остальных кавалеристы погнали обратно в ретраншемент. Утром следующего дня разбитая и деморализованная турецкая армия растаяла подобно туману, рассеялась в бегстве, бросив обоз и все орудия.

Позднее, жалуя Румянцева высшей степенью ордена Святого Георгия и званием генерал-фельдмаршала, Екатерина отмечала в своём рескрипте: «Одно ваше слово "стой!” проложило путь новой славе, ибо по сие время едва ли слыхано было, чтоб в каком-либо народе, теми же людьми и на том же месте вновь формировался разорванный однажды каре, в виду неприятеля, и чтоб еще в тот же час, идучи вперед, имел он участие в победе».

Румянцевские офицеры получили различные степени «Святого Георгия». Не остались без внимания и нижние чины: «В память одержанной первою нашею армиею 21 минувшего июля при Кагуле совершенной над неприятелем победы, повелели мы сделать особливые медали, и оными всемилостивейше жалуем всех бывших на сей баталии унтер-офицеров и рядовых, дабы они сей знак храбрости их и оказанной чрез то нам и отечеству услуги носили на голубой ленте в петлице». Отметим особо, что в отличие от прежних времён медаль стала теперь исключительно солдатской (и матросской, о чём будет рассказано далее) наградой.

Дизайн её (автор штемпеля — известный резчик-медальер Тимофей Иванов) в данном случае предельно прост. На аверсе — портрет государыни с круговой подписью. На оборотной стороне крупными буквами: «Кагулъ», а ниже — дата в три строки (разумеется, по старому стилю).
За победу над Оттоманской Портой

Медаль «За победу при Кагуле»

Всего было изготовлено и отослано в армию 18 тыс. экземпляров медали. Их не могло хватить на всех, так как по ведомости, представленной в Военную коллегию, в битве с нашей стороны участвовало 29 157 нижних чинов. Сведений о том, что недостачу восполнили позднее, не имеется.

Вкралась ли тут какая-то ошибка или, что вероятнее, взяли верх доведённые до абсурда соображения престижа, однако на монументе авторства Антонио Ринальди, вскоре воздвигнутом и по сию пору стоящем в Царском Селе, каждый может прочитать, что обратило-де турецкого визиря в бегство до реки Дуная «русское воинство числом семнадцать тысяч». Обычное, к сожалению, дело: возвеличивая подвиг, забыли самих героев.

Но вернёмся на театр военных действий, теперь уже средиземноморский. Как и следовало ожидать, сюда, обогнув Европу, направился из Балтики русский флот (20 линейных кораблей, 6 фрегатов, 1 бомбардирский корабль, 26 вспомогательных судов, около 8 тыс. человек десанта) под номинальным командованием графа Алексея Орлова, брата фаворита императрицы, — началась так называемая Первая Архипелагская экспедиция.

В марте 1770 года 1-я эскадра (адмирал Григорий Спиридов) уже крейсировала в Эгейском море. Постепенно подходили новые силы. Произошло несколько энергичных столкновений, в результате одного из них бригадир Иван Ганнибал (старший сын «арапа Петра Великого») взял ударом десанта Наварин (не следует путать этот бой с крупным Наваринским морским сражением 1827 года). А в июне дело дошло даже до серьёзной драки.

День Чесменской баталии — 7 июля по новому стилю — отмечается ныне как День воинской славы России. Турецкий флот (16 линейных кораблей, 6 фрегатов, 6 шебек, 13 галер и 32 малых судна), укрывшийся после, в общем-то, нерешённого Хиосского боя в Чесменской бухте под защитой береговых батарей, был уничтожен внезапной атакой русских (9 линейных кораблей, 3 фрегата, бомбардирский корабль, 17–19 вспомогательных судов и транспортов) прямо на рейде.

Накануне до позднего вечера русские корабли обстреливали турок брандскугелями, цилиндрической формы снарядами, начинёнными зажигательным веществом, причём так удачно, что один из вражеских линкоров взорвался, а затем — было около двух часов ночи — в бухту вошли брандеры и направились, несмотря на ураганный обстрел, к турецким кораблям, поджигая их. Вскоре неудержимое пламя охватило неприятельский флот. Из огня каким-то чудом вывели и взяли в плен только один 80-пушечный линкор «Родос». Разгром был полный.

Алексей Орлов, более проявивший себя несколько позднее, когда он обольстил и коварно увёз из солнечного Ливорно в мрачный каземат Петропавловки пресловутую княжну Тараканову, именно за Чесму, однако, получил «Георгия» I степени, сто тыс. рублей «на поправление экипажа», золотую цепь от Адмиралтейства и приставку к фамилии: Чесменский. Кроме того, ему вручили именную золотую медаль с собственным его изображением на аверсе и пафосной надписью:

«Победитель и истребитель турецкого флота».

Одна из серебряных копий этой награды вместе с «Георгием» II степени и званием адмирала досталась капитану Сэмюэлю Грейгу, истинному герою Чесменского сражения. Самуил Карлович (так он стал зваться на русский манер) геройски командовал в бою отрядом брандеров, поджигая их собственными руками. Ну, повторимся опять, обычное дело.

А что простые матросы и солдаты десанта?

«Желая изъявить Монаршее Наше удовольствие находящемуся теперь в Архипелаге Нашему флоту, за оказанную им тамо 24 и 25 прошедшего Июля важную Нам и Отечеству услугу победою и истреблением неприятельского флота, Всемилостивейше повелеваем Мы Нашей Адмиралтейской Коллегии учинить находящимся на оном чинам предписанные Морским Уставом за флаги, за пушки, взятые корабли и прочее награждения, кто какое потому имел случай заслужить; сверх же того жалуем Мы еще всем находившимся на оном во время сего счастливого происшествия, как морским, так и сухопутным нижним чинам серебряные, на сей случай сделанные медали и соизволяем, чтобы они в память того носили их на голубой ленте в петлице».

Дизайн награды (автор — всё тот же Тимофей Иванов) таков: на аверсе — профиль императрицы и соответствующая подпись, на реверсе — изображения четырёх русских (передний план) и пяти горящих турецких кораблей, крепостные стены (подпись под ними: «Чесме»), а под обрезом: «ЧЕСМЕ. 1770 ГОДА IЮЛЯ 24 Д.». Весьма остроумна надпись вверху: «БЫЛЪ». То есть, мол, был турецкий флот, да сплыл, вернее, сгорел.
За победу над Оттоманской Портой

Медаль «За морскую победу при Чесме. 24 Июня 1770 г.»

Чесменское и кагульское поражения ещё не означали для Турции окончательной катастрофы. Военные действия затянулись до 1774 года. За это время русская армия под командованием генерал-аншефа князя Василия Голицына штурмовала Перекопский (Турецкий) вал и за шестнадцать дней захватила Крым. Русский флот продолжал совершать набеги на турецкое побережье, Румянцев переправился через Дунай. Последнее действие привело наконец к поражению Порты.

По условиям Кючук-Кайнарджийского мирного договора Крымское ханство получало независимость от Турции, а Россия — важнейший форпост на Чёрном море — Керчь, право иметь здесь военный флот и осуществлять свободный проход судов через Босфор и Дарданеллы. Было официально признано и другое важное право России — покровительствовать православным дунайским княжествам.

По такому случаю изготовили ромбовидной формы (мастер — Самойла Юдин) памятные медали для солдат с императрицей на аверсе. На реверсе же, в верхней части, — лавровый венок и надпись в нём: «ПОБЕДИТЕЛЮ», а в нижней половине четыре строки: «ЗАКЛЮЧЕНЪ МИРЪ — СЪ ПОРТОЮ — 10 ИЮЛЯ — 1774. г.».

Медаль выдавалась на оранжево-чёрной ленте Георгиевского ордена, хотя есть сведения, что носили её и на голубой Андреевской ленте.

Генерал-фельдмаршал Румянцев награждён был добавкой к фамилии: Задунайский, и персональной золотой медалью с надписью: «Победителю и примирителю». Его офицеры получили чины, ордена. А кто удостоился и золотого оружия, как Суворов.

О нём — в следующий раз.
Вернуться назад